Проливной дождь потоками воды стекает по черным, обгорелым стенам высоких зданий, и ветер шумит в выбитых окнах; а кошки с горящими глазами затаились в каждом укромном уголке, тощие, готовые выпустить когти и с воплем кинуться на любого.
Улица узкая, и вода, грязная, ржавая, кровавая - вода течет по улице, увлекая за собой вихрь стонов и грязи, и звуки скрипки.

I tried to kill the pain,

But only brought more.

(So much more)
Скрипка играет, жалобно стонет в руках худой до скелетоподобия женщины. Черные, смоляные черные волосы струятся по плечам скрипачки, рваное, изношенное свадебное платье выпачкано сажей и кровью, руки, костлявые и тонкие, с дырами на запястьях, крепко держат скрипку, черную, словно траурную.
Ты, ты хотела убить боль - ты принесла еще больше, ты обречена, и скрипка навеки в твоих руках. Ты можешь не выходить под дождь, хотя куда еще выходить, весь город в дожде, но вода никогда не испортит инструмент, и он жалобно, так жалобно будет выть в твоих руках.
Зачем ты хотела убить себя? Ты разрезала вены, и кровь текла по белоснежному шелку платья, и ты молча смотрела, как жизнь вытекает из тебя. Ты слишком глубоко провела ножом, и твои руки болели, готовые сгореть, и ты закричала, ты кричала, но было поздно.
Ты теперь здесь - ты обречена! И ты играешь в тщетной надежде, что кто-то услышит тебя и спасет тебя.
Думала, будет так прекрасно, когда ты в белом платье с каплями крови будешь лежать на полу собственной спальни? Но ты забыла, как уродливы мертвецы.
Малодушна, как ты малодушна.

I'm dying,

And I'm pouring, crimson regret, and betrayal.

I'm dying,
Praying,

Bleeding,

Screaming

Дождь грязными, черными струями стекает с крыши, смывает бесконечный поток крови, заглушает звуки голоса, заглушает крики, заглушает, заглушает, заглушает до ватной тишины, и темная вода скрывает тело, изрезанное и исколотое.
Ты кричишь сейчас, ты молишься всем богам, почему же ты не молился им, когда раз за разом погружал в свое тело острый, словно бритва, нож, когда металл высвобождал твою кровь? Ты не кричал, так почему же кричишь сейчас?
Ты хотел свободы - получи свою свободу! Получи свое изуродованное тело, с которого вороны кусками срывают гниющую плоть, но не сорвут никогда, подобно орлу, клюющему печень Прометея! Получи свою свободу, иди, иди, куда желаешь, иди, и потоки твоей крови, смешанной с ржавыми слезами небес, будут следовать за тобой всюду, и будет всюду идти за тобой запах гнили, ибо ты гнил изнутри, потому и вонзал в себя нож!
Так почему ты лежишь, подобно мертвецу, на этой крыше, позволяя дождю лить на тебя потоки колючей воды, позволяя птицам вырывать куски твоего тела?
Думал, будет прекрасно, когда ты будешь лежать окровавленным среди белых лилий? Но ты забыл, как уродлива порезанная плоть, покрытая спекшейся кровью?
Малодушен, как ты малодушен.
Am I too lost to be saved?

Am I too lost?

My God! My Tourniquet,

Return to me salvation.

My God! My Tourniquet,

Return to me salvation.
Когда с черного пера срывается капля кристально чистой воды, птица расправляет крылья и взлетает, а вода вновь становится грязной. Когда падальщик кружит в небе, высматривая себе пищу, когда облезлые кошки с ворчанием растаскивают по своим уголкам крыс, кому нужны твои надежды? Кому нужны твои мольбы? Кому, кому ты молишься?
Храм этот кем построен? Уж не теми ли, кто под именем Господа наживал себе богатства? Уж не они ли были первыми богохульниками, когда согрешали, а после благословляли? И ты, ты, чего ты хочешь сейчас, когда лежишь, распростершись у подножия креста, выточенного грешниками, поставленного грешниками, сделанного для грешников? Ибо где, где здесь праведники? Все, как и ты, все молят о спасении, все, как и ты, не думали о том, что будет после. Будь проклят ваш город, от которого отвернулся Бог, от которого отвернулся даже Дьявол.
И будь проклята ты, выпившая склянку яда, в упор глядя на свое дитя, невинного ангела, тянущегося к тебе - ты не думала о нем. Будь проклята ты, пившая яд и не думавшая о своей матери, что так любит тебя. Будь проклята ты, забывшая обо всех тех, кто любит тебя, думавшая лишь о себе в тот миг, когда сладковатый яд коснулся твоих губ.
Так зачем молишься ты сейчас? Зачем? Поздно, поздно, но ты и сейчас думаешь лишь о себе, ты не раскаиваешься, ты просто передумала...
Думала, будет красиво, когда тебя найдут бездыханной у подножия креста? Но ты забыла, как уродливо будет твое позеленелое лицо, твое тело, скрюченное судорогами, в луже мерзости на полу.
Малодушна, как ты малодушна.

Do you remember me?

Lost for so long.

Will you be on the other side?

Will you forgive me?
Ржавые и грязные потоки воды подхватывают и уносят с собой запах пороха, звук выстрела, они беспощадно оставляют лишь тишину и темноту, и безразличный месяц в небе, и чувство вины.
Думай, думай об этом вечно, впереди - бесконечность, тебе не дадут забыть. Тебе не дадут забыть, как ты взял в руки оружие и направил его в себя, и нажал на курок. И тебе не дадут забыть, что ты, безответственный и самовлюбленный, ты только перед смертью вспомнил о том, сколько же людей видят в тебе надежду. Но ты просто поддался моменту, тебе надоело, ты, невыросший ребенок, жизнь-игрушка наскучила тебе, и ты решил сломать ее. Но поздно; время детства прошло, пора отвечать! И ты ответишь, о, ты ответишь. Ты молишь о прощении? о понимании? о том, чтобы помнили?
Нет, нет тебе того, вечно ты будешь страдать здесь, вечно ты будешь помнить о том, что сделал и как сделал, и нет тебе освобождения. Теперь поздно раскаиваться и думать, ты не думал, когда надо было делать это, ты просто хотел - и делал.
Думал, будет красиво, если твое тело с дыркой в виске будет лежать на полу твоего кабинета? Но ты забыл, как отвратительна кровь, как мерзка гримаса, искажающая мертвое лицо.
Малодушен, как ты малодушен.

I'm dying,

Praying,

Bleeding,

Screaming.

Am I too lost to be saved?

Am I too lost?

Когда крысы, кошки и вороны захлестнут город, когда ливень усилится тысячекратно, ты подумаешь: не пришел ли конец света? О нет, не жди его так рано, не вопрошай, спасут ли тебя. Не думала ты, когда делала такой легкий и простой шаг вперед, срываясь в последний полет. Ты лишь думала, как будет прекрасно, если все те, кто не понимал тебя, узнают о твоей смерти, увидят твое предсмертное послание, где слова искусно сплелись в рифме. Но что? что случилось? Да, узнали о твоей смерти, поняли тебя, и стихи твои были траурным маршем для них - но тебе было уже все равно, ибо ты не дождалась ничего, впереди было лишь Ничто.
И снова, снова, снова бьешься ты раненой птицей об асфальт, и крысы бегут через тебя, кошки задевают тебя когтями, ржавый дождь несет боль твоим ранам, глаза твои видят лишь уродство грязных стен вокруг.
Так не спрашивай теперь, спасешься ли, знаешь - никогда. Раскаиваешься ты или нет, ты слишком далеко зашла. Не кричи, не молись, не спрашивай - не услышат тебя, никто и никогда.
Ты думала, будет красиво, если все увидят твое распростертое тело на асфальте? Но ты забыла, как уродливо месиво плоти и изломанных костей, смешанных с грязью.
Малодушна, как ты малодушна.
My God! My Tourniquet,

Return to me salvation.

My God! My Tourniquet,

Return to me salvation.

(Return to me salvation)

(I want to DIE!)
Было, было, было так же - ливень хлестал в слепые глаза зданиям, и кошки пронзительно кричали, и крысы хрустели в их зубах, и вороны злой кучей готовы были выклевать твои глаза - так же было, когда ты бездумно отпинывал стул, на котором стоял. И ты думал, что так легко будет избавиться от всего этого, что тебя ждет покой и мир, и ты сможешь быть счастлив. О, как ты ошибался, как ошибался!
Нет, не ошибался ты - в глубине души своей ты помнил, что не будет ничего, не будет ни спокойствия, ни мира, ни счастья. Но твоя голова была слишком легка, не хотел ты думать, ты боялся. Петля затянулась на твоей шее, стала бесконечным грузом твоей вины, твоего легкомыслия.
Ты думал, будет так красиво, если твое бездыханное тело повиснет над алым ковром. Но ты забыл, как мерзок вывалившийся язык, как отвратителен труп удавленника.
Малодушен, как ты малодушен.

My God! My Tourniquet,

Return to me salvation.

My God! My Tourniquet,

Return to me salvation.

My wounds cry for the grave.

My soul cries, for deliverance.

Will I be denied?

Christ! Tourniquet! My suicide.
Вот - город грешников, город самоубийц. Вот - мучаются они вечно, ибо не думали, когда надо было думать, и не остановились, когда еще можно было остановиться. Вот - не будет им спасения.

Ибо малодушны они.