Он говорит: беги, малыш, через тот овраг, дальний лог, мимо медвежьей берлоги, спасайся, говорит, со всех ног. За нами пришла с опушки собачья смерть, овчарочий лай; мы с мамой – что, но ещё живые, мы подождём их тут, а ты, сынок, что есть духу, на самый край леса, на самый край, только не умирай.
И вот бежит через поле, петляя и весь в пыльце, ветки хлещутся по лицу; ныряет в лесное болотце, сердце колотится – не уйдёшь, захлебнёшься здесь, над тобою сомкнётся пахнущий тиной плёс, головами деревьев сойдётся лес.
Всё ты врёшь, говорит, прибавляя шаг. Я буду бежать быстрее, и скоро всё останется позади; вот уже почти, говорит, вот смотри: уже и не слышно их визга, сучьих ссор, кобелиных свар; вот уже соловей над ухом щёлкает, не затвор; ещё немного – и можно будет забыть, лечь куда-нибудь отдохнуть.
И тут от самой опушки еле слышно проливается тонкий звук, натянутый, словно леска, и режет что-то ему внутри. И усталые лапы застывают в своих следах, и воздуха в целом лесу не наберётся на вдох. Шерсть становится дыбом, и поворачивается, поворачивается голова, напрягаясь, чтоб различить слова:
– Возвращайся ко мне по росистой летней траве, мы будем с тобой вдвоём. Хочешь, снимем квартиру, хочешь, построим дом; я пойду работать, научусь готовить, будем растить детей, в отпуск к твоим родителям, на майские в Крым. И тогда успокоится, что болит под девятым или шестым ребром, потому что я не могу без тебя, но и ты без меня не живи, набирай в рот воды, в лёгкие – пепла и кислоты, принимай к сердцу, бери в голову разную ерунду, ну давай же, где ты, слышишь ведь, как я тебя тут жду, приходи ко мне, приходи.
И под левой лопаткой начинается длинный тяжёлый вой, и лапы сами поворачивают напролом: перепрыгивает овраг, вламывается в бурелом, задыхается лаем, захлёбывается воем, оставляет кровавый след. И уже на опушке сквозь слёзы видит, как солнце поблёскивает на стволах и двуногие тени бродят между собой, а кто-то держит манок: мол, ну вот он показался, не спугни, всё будет о'кей.
И от собственного воя раскалывается голова; внезапно он перестаёт видеть, что творится вокруг, и только леска, закручиваясь всё туже, вытекает из чьих-то рук. И он говорит: отпусти меня, отпусти, не сжимай моё горло в своей ледяной горсти, я знаю, ты где-то здесь, но пожалуйста, дай мне уйти или уж покажись, погладь меня по загривку и давай уйдём.
И прижимается к нагретому телу сосны, обнажает дёсны, прижимает уши и морщит нос. Тяжело дышит, вздрагивают и опадают бока. Затравленно озирается, ждёт пули или плевка, не знает, куда указует всевидящая рука завитком спускового крючка....
